Литература

Глава IV. Вариант Барбаросса. Часть 3 (6)

 

 Существовал «Шталаг-350» на ул.Пернавас с 10-го июля 1941 г. до октября 1944 г. Условия здесь были созданы невыносимые: здания без окон, не отапливались. В конце лета 1941 г. здесь находились около 10000 военнопленных, которые содержались в двух казармах, офицерском клубе и конюшне. Ввиду нехватки помещений большая часть заключенных была вынуждена оставаться под открытым небом в любую погоду. Спасаясь от холода и дождя, пленные выкапывали подручными предметами (ложки, котелки и пр.) себе неглубокие ямы, где и жили до самой зимы. При наступлении зимы наскоро были сколочены 10 бараков. Зимой они так и оставались без какого бы то ни было отопления и дырявыми крышами. Внутри бараков находились длинные ряды трех- и пяти ярусных нар, которых, однако, всем не хватало. Лагерь был настоящей фабрикой смерти. Узников заставляли работать 12-14 часов в сутки, паек на день состоял из 150-200 гр. хлеба и похлебки из отбросов. По рассказам самих заключенных, немцы каждый день расстреливали пленных, которые не были способны работать или были больны. Били и мучили здесь также без всяких причин.В феврале 1942 г. несколько раз были зафиксированы случаи людоедства. Это подтверждается многочисленными свидетелями.Хоронили заключенных в Шмерли, Зиепниеккалнсе и Бикерниекском лесу. Комендантом лагеря был майор Зульцбергер, позднее подполковник Ярцебецкис.

Главный филиал лагеря находился на ул.Слокас 62, в бывших казармах Автотанкового полка латвийской армии. Условия содержания были такими же ужасными, как и в других отделениях. О том, как обращались с заключенными можно узнать из справки из следственного дела Павеля Бруно: «Свидетель Ирбе П.К., 1887 г.р., латыш. Его дом расположен в 100 м от Панцирских казарм. Он в 1941-42 гг. слышал по ночам частую стрельбу в казармах, в которых находился постоянный контингент не менее 10 000 человек. Немцы расстреливали военнопленных на территории казарм, трупы закапывали там же. Он видел, как немцы гоняли на работы военнопленных, в пути следования их избивали, видел, как, возвращаясь с работы, пленные тащили с собой трупы и закапывали их на площади полкового двора»

Заключенных в основном заставляли работать на неподалеку расположенном аэродроме Спилве, где они восстанавливали разрушенное летное поле. Там же посреди летного поля хоронили убитых и расстрелянных. Общий размер обнаруженных позднее могил на территории казарм составил 1486 кв.м. Установлено, что с сентября 1941 г. до апреля 1942 г. только в одном этом лагере на ул.Слокас 62 от голода умерли 19000 человек. Умерших пленников хоронили в основном на закрытом кладбище неподалеку от лагеря, что через дорогу напротив Кукушкиной горы, и на территории казарм.

В лагере на ул.Кр.Барона 130 постоянно содержались более тысячи военнопленных. Здесь также были нечеловеческие условия. Лагерь служил своеобразной фабрикой смерти, куда отправляли больных, раненых и ослабевших заключенных из соседнего лагеря Шталаг-350 по ул.Пернавас. Никакого ухода за ними не было, их не кормили и постоянно издевались. Общее число заключенных – порядка 2000 человек.

На бывшей красильной фабрике Рутенберга, что находилась на ул.Бруниниеку 139, содержались пленные советские офицеры. Постоянное число заключенных насчитывалось порядка 500 человек. Смертность среди заключенных была такой же высокой, как и в других местах.

Еще ужаснее условия содержания военнопленных были в отделении «Шталага» в Саласпилсе, т.н. «Шталаг-350/Z». Пленные здесь не регистрировались и не считались. Лагерь представлял собой огороженное поле без каких-либо построек. Как только свободное место заканчивалось, намечалась новая территория, куда помещались прибывшие пленные. Всего таких участков было три. Неработоспособных пленных практически не кормили, охрана просто ждала, пока все истощенные и изможденные заключенные сами умрут от голода. Из нескольких десятков тысяч заключенных за девять месяцев остались в живых только 3434 человека

 


Крупнейшие захоронения военнопленных находятся в Зиепниеккалнсе, Шмерли, Бикерниеки, Дрейлини, Румбуле, Саласпилсе, Шкиротаве, Спилве, Бишумуйже. Всего через «Шталаг» в Латвии прошли 327 000 человек, 130 000 из них были убиты в Риге.

В общей сложности на территории Латвии насчитывалось: 48 тюрем, 23 концентрационных лагеря и 18 гетто.

В трудовых лагерях использовался бесплатный труд военнопленных и евреев для военных нужд Германии. В основном в этих лагерях людей не содержали (в зависимости от особенности лагеря), но они были принуждены там работать. Рабочий день, в основном, начинался с 7 утра и продолжался до 7-8 вечера. Евреи должны были приходить туда пешком, поскольку транспортом им пользоваться было строго запрещено. Содержались они либо в гетто, либо в местах поблизости, откуда и начинали свой ежедневный путь. Оплату за свой труд заключенные получали скудной пайкой. Лагеря подобного типа не были постоянными и перемещались по городу в зависимости от сроков, объема и типа работ.

В качестве примера деятельности такого трудового лагеря (Spilwe) приведу воспоминания одного из его заключенных Миервалдиса Берзиньша-Бирзе: «В первую неделю я попал в группу, которая была передана фирме Кизерлинга. Фирма строила бетонные взлетные полосы. Мы мешали бетонный раствор, вываливали его из вагонеток на пути, выравнивали и трамбовали. С утра до вечера швыряя сырой бетон, я узнал насколько он тяжелый. … Через неделю меня распределили в другую группу, которая работала на Кенигсбергскую фирму «Бетон унд Мониербау», которую мы называли «Бетонной Марией». Так же, как и в первой, в этой фирме руководителями и мастерами были немцы. Эта фирма строила два больших ангара для истребителей. Здесь мы месили бетон, носили кирпичи, заливали полы...».

О том, что творилось в концлагере Саласпилса (гражданский), можно узнать из многочисленных рассказов участников и свидетелей. О жизни в концлагере рассказывает И.Шуман: «18 мая 1942 г. я попал в саласпилсский концлагерь. Он располагался неподалеку от станции Саласпилс. На болоте, бывшем когда-то местом стрельбищ, возвышались 12-15 бараков, насчитывавших в себе около трех тысяч невольников. Бараки были обнесены колючей проволокой, по которой циркулировал электрический ток. Уйти отсюда не представлялось никакой возможности, так как все было приспособлено к умерщвлению людей. Смерть подстерегала их на каждом шагу. В первый же день нас выстроили во дворе лагеря и приказали снять верхнюю одежду. Затем нас построили и приказали снять белье и стали выдавать другое. Тут мы поняли, что несколько дней назад это белье было содрано с жертв фашистского разбоя – мужчин и женщин, расстрелянных и замученных в близлежащем лесу и в самом лагере. Не дав опомниться от всего этого кошмара, нас целыми партиями в 500-600 человек с раннего утра угоняли под конвоем на каторжные работы. Многие, истощенные и обессиленные, умирали».

Сохранились свидетельства и массовых расстрелов в Саласпилсе. О них рассказывает Соколов Борис Николаевич (три года провел в лагерях для военнопленных): «Привезенных выводили из битком набитых товарных вагонов и тут же убивали. Мужчин, женщин, детей, старух, всех подряд. … Убивали прямо на дорогах. Убивали вдоль полотна железной дороги на глазах пассажиров замедлявших ход поездов. Однажды это пришлось мне увидеть своими глазами. … Ехать нам нужно было недалеко – несколько станций по пути к Риге. Светало, хотя еще лежали сумерки. День был сырой, пасмурный, слегка сыпал не то мокрый снег, не то изморось. Вдруг поезд резко замедлил ход. Пассажиры, видимо знавшие, в чем дело, одни с опаской повернулись к правым окнам, другие наоборот отвернулись. Шагах в пятидесяти от полотна на краю длинного рва стояла шеренга людей в штатском. У самого полотна густой цепью спиной к нам сгрудились автоматчики. Не те буйные веселые фронтовики – дети Марса, а темно-серые в низко надвинутых, мокрых от промозглой измороси касках – бездушные истуканы. … Окно, в которое я смотрел между двух айзсаргов, стало проплывать мимо, когда раздались автоматные очереди и люди у рва стали беспорядочно валиться вперед, в ров и в стороны»2.

Свою деятельность лагерь для политзаключенных в Саласпилсе начал осенью 1941 г. на пилораме здесь работали советские военнопленные. Попавших сюда, за людей не считали: неспособных к работе, ввиду физического истощения, расстреливали на месте. Чтобы заключенные быстрее возвращались в лагерь с работ, охрана зачастую обстреливала колонну. Заключенных всячески мучили, нередки были случаи, когда заключенные сами просили охранников их застрелить. Эти просьбы всегда удовлетворялись. По свидетельствам самих узников, трупы этих несчастных были разбросаны по всему лагерю. Поначалу в лагере были три барака, в которых содержали евреев из Чехословакии и Германии, в основном интеллигенция. Барак представлял собой строение из досок на ледяной земле. Внутри он разделялся на четыре яруса, которые в свою очередь делились на небольшие спальные места. Голодные и измученные люди нередко не могли подняться до своих мест на 3-м или 4-м ярусе. Забившись куда-нибудь в угол, они сидели там до тех пор, пока не замерзали или умирали от голода, зима 1941 г. выдалась очень суровой. До 7 мая 1942 г. из прибывших сюда чехов умерли более 2 000.

Осенью 1941 г. здесь состоялось первое массовое уничтожение евреев. Предварительно советскими военнопленными были вырыты огромные ямы. После проведения расстрела, некоторые из ям остались пусты, позднее в них стали сбрасывать трупы умерших от голода, замерзших или убитых охранниками. Могильщики были настолько слабы, что каждый раз из 10 возвращались 9. Был случай, когда один так и умер с лопатой в руках. Он тут же был похоронен.

Заключенные в лагере Саласпилс делились на группы, которые должны были выполнять определенные работы. Некоторых посылали на работы в каменоломни Шмита и Бема, других заставляли обустраивать лагерь: строить новые бараки и ровнять площадки. Каменоломня находилась на расстоянии 5 км от лагеря, вследствие чего измученным заключенным приходилось вставать в 3 часа ночи, чтобы добраться туда вовремя. За работой заключенных следили Текемейер, Никель и Тоне. В Саласпилс направлялись сотни заключенных из рижских тюрем, поскольку здесь постоянно не хватало рабочих рук (слишком высока была смертность).

 

На фото: Помощник коменданта лагеря Теккемейер на построении. 1942 г.

Иногда в лагерь приезжал Р.Ланге. После чего начиналось «представление»: к виселицам сгонялись порядка 2000 заключенных, а 9 наказанных из них становились в очередь к виселице. «Гости» рассаживались в кресла и экзекуция начиналась. На помост входит первый «провинившийся» – за сидение на работе – он с трудом забрался на табуретку. В «палачи» был выбран бывший чемпион Чехии по поднятию тяжестей. За неисполнение приказа его самого могли повесить. Он быстро набросил петлю товарищу и второй рукой вырвал табуретку… Затем последовал другой осужденный – поменял часть одежды на кусок хлеба… На этом «представление» не заканчивалось. Начинается «охота». Вскоре зазвучали выстрелы… У лесопилки какой-то чешский юрист присел на доски. Ланге отстрелил ему за это уши (это была его излюбленная пытка). В тот день Ланге выстрелом в голову убил еще двоих человек. Свои «развлечения» были и у охраны: выстраивалась шеренга узников, у них за спинами становились охранники и, гремя металлическими затворами, неожиданно стреляли. Подобные расстрелы происходили в самом центре лагеря, иногда за его пределами. Еще иногда устраивались «забеги»: заключенных выводили на дорогу и им вслед пускались собаки….

Однако самым безжалостным и бесчеловечным этот лагерь можно считать еще и потому, что в нем содержались дети, которых сюда свозили из Белоруссии и восточных областей России. О творимых беззакониях и поистине зверском обращении рассказывает десятилетняя Наталья Лемешонок (в лагерь попали все пятеро братьев и сестер – Наталья, Шура, Женя, Галя, Боря): «Мы жили в бараке, на улицу нас не пускали. Маленькая Аня постоянно плакала и просила хлеба, но у меня нечего было ей дать. Через несколько дней нас вместе с другими детьми повели в больницу. Там был немецкий врач, посреди комнаты стоял стол с разными инструментами. Потом нас построили в ряд и сказали, что сейчас осмотрит врач. Что делал он, не было видно, но потом одна девочка очень громко закричала. Врач стал топать ногой и кричать на нее. Подойдя ближе, было видно, как врач этой девочке вколол иглу, и из руки в маленькую бутылочку текла кровь. Когда подошла моя очередь, врач вырвал у меня Аню и уложил меня на стол. Он держал иглу и вколол ее мне в руку. Затем подошел к младшей сестре и проделал с ней то же самое. Все мы плакали. Врач сказал, что не стоит плакать, так как все равно мы все умрем, а так от нас будет польза… Через несколько дней у нас снова брали кровь. Аня умерла». Выжили в лагере Наталья и Боря

1 Из материалов ЧГК.

2 Соколов Б.Н. В плену. –СПб.: Галея-принт, 2000.

Содержание